Когда-то, в семидесятых, ночью, склонившись над стопкой страниц четвертого – «слепого» – экземпляра самиздата, полученного для прочтения на одну ночь, восхищался я мужеством и бескорыстием великого борца за права человека, Петра Григоренко. Мог ли я тогда мечтать что когда-нибудь буду шагать по проспекту, названному его именем, и не где-нибудь в Мехико, а в освобожденном от коммунистов Киеве?! Прохожу мимо домов-гигантов и меня пьянит сознание того, что я, в отличие от Григоренко, дОжил. «Впрочем, Петр Григорьич, – мысленно говорю я, – не все так радужно. В Москве заправляет бывший сотрудник учреждения, которое Ваших друзей гноило в лагерях, а Вас сначала упекло в психушку, затем десятилетиями травило и, наконец, вышвырнуло из страны. На востоке Украины его приверженцы в открытую возродили это самое учреждение. Вы боролись за возвращение крымских татар на родину – они эту родину получили, но теперь над ними снова сгущаются тучи, а Мустафу Джамилева, которого Вы называли “человеком невероятной воли”, вновь не пускают на родину, как некогда Вас. Нынешние обитатели Крыма рванули в Россию с криком: «Хотим в Советский Союз!», или, как сказала Валерия Новодворская – помните девочку, разбрасывавшую листовки в Большом театре – она недавно тоже ушла вслед за Вами – «Совки хотят в Российскую помойку!»
За такими полудиалогическими раздумьями я поднимаюсь на четвертый этаж, в квартиру, которую снимают приехавшие из Луганска Юра и Лера. В гостях у них их друзья и земляки, Игорь и Наташа, которые тоже нашли себе в Киеве временное прибежище. Две еврейские семьи, сбежавшие от новой власти, спасающей их от бандеровцев. Отмечу, что дело происходит 15 июля. Падение «Боинга» и массированные атаки Луганска со стороны правительственных войск еще впереди.
– Мне фирма сняла квартиру, – говорит высокий широкоплечий Юрий. – И не только мне – всем сотрудникам. Отправила нас в отпуск. Авось к осени обстановка разрядится.
– А мы ищем себе жилье, – сообщает худенький черноволосый Игорь. – Пока вот у друзей. Что делать дальше – не знаем.
Я, как обычно, в кипе и со свисающими кистями цицит. Хожу так по Киеву вообще и по Майдану в частности, днем хожу и ночью. Хоть бы один фашист встретился! Даже обидно!
– Приезжайте к нам, в Луганск! – сочувственно советует Юрий. – Туда из России пачками едут настоящие нацисты с наколками в виде стилизованной и нестилизованной свастики, с логотипами РНЕ и прочих популярных на Руси организаций. – Здесь, в Киеве… («…в логове фашистской хунты», – мысленно добавляю я)… я не видел ничего подобного.
– И что, там чувствуется антисемитизм?
– А то! – вступает в беседу Игорь. – В соцсетях постоянно муссируется мысль о том, что во всем виноваты евреи. «Нами правят жиды – Тимошенко, Коломойский, Порошенко, Кернес, Добкин…». То же самое звучало и на пророссийских митингах.
– Совершенно верно, – соглашается Юрий. – Вообще, то, что у нас происходит, я бы назвал «революция семнадцатого в уменьшенном размере». Восстание люмпена при широкой поддержке среднего класса.
– Точно, – поддерживает его Игорь. – Мещанский бунт. На референдуме голосовали за СССР и за большие пенсии.
– Их пример Крыма поманил, – присоединяется к беседе жена Юрия, миниатюрная Лера.
– Вот и побежали голосовать за восстановление Советского Союза. Насмотрелись «России 24» и «LifeNews»… – Страшнее всех ОРТ, – добавляет ее муж.
– Наслушались, как в Украине плохо и как в России хорошо, – заключает Лера.
– Но на референдум пришло не больше сорока процентов жителей луганщины.
– А откуда же толпы на телеэкранах? – удивляюсь я.
– А оттуда, что из ста избирательных участков у нас открыто было два.
– Ошибка Майдана была в том, – поясняет Игорь, – что майдановцы не приехали в Луганск. Видите ведь, что в этом регионе народ против вас настроен, так обратитесь к людям, объясните, что на вас клевещут, что про бандеровцев это всё брехня! Увы, ничего из этого не сделали! Вот люмпен и полез.
Наташа, жена Игоря – плотная, энергичная, есть в ней что-то одесское – включается в разговор:
– Я сама слышала, как один в пятнистой форме своей маме по мобильному хвастался: «Пошли, постреляли, заработали по 200-300 гривен. И это плюс к зарплате!» А потом жаловался: «Никакой России мы не нужны! А обещали…»
– А чего стоят их вожаки! – восклицает Игорь. – Болотов! Из грязи в князи! Был охранником – стал «народным губернатором» области. Дорвался до власти! В общем, вся гопота повылазила наружу, вся чернота! Свадьба в Малиновке в наихудшем варианте! Я врач, так что знаю, что творится. Клинику в городе открыть невозможно – сепаратисты отожмут! В клинику «Life» пришли ополченцы, стали требовать деньги – дескать, мы ваша «крыша».
– А у меня друг занимается поставками мороженого в Луганск, – рассказывает Юрий. – На каждом сепаратистском блокпосте – изволь оставить по ящику мороженого. «Когда, говорит, – они уже сдохнут от ангины?»
– А нашего приятеля, – говорит Игорь, – боевики трое суток держали в подвале, били жестоко, вместо еды давали только чай. Папе его звонили – «гони 500 миллионов долларов!» Слава Б-гу, обнаружились общие знакомые с Ефремовым…
Я – Это кто?
ЮРИЙ – Это лидер луганских регионалов. Ну, он там поговорил – в общем, парня выкинули из машины на местном кладбище – избитого, но живого.
Впоследствии я прочел в интернете следующее сообщение: «Исполняющая обязанности председателя Луганской областной государственной администрации Ирина Веригина заявила, что в Луганске по состоянию на 27 июля находится около 300 заложников.
«Некоторых они захватывают и отпускают, некоторых держат несколько дней, кого-то держат очень долго. Пример тому Владимир Семистяга (украинский историк, — ред.).
Бывает такое, что местные князьки платят деньги ЛНРовцам и заказывают неугодных им людей, доходит до банального сведения счетов. Иногда они назначают цену за пленника, иногда есть вопросы обмена, бывает такое, что боевики занимают позицию – “не отпустим и все”, без объяснения», — сообщила Веригина.
Но вернемся на проспект Петра Григоренко:
– А таксисты! – восклицает Лера. – У таксиста отобрать деньги для них – обычное дело.
– Понимаете, – говорит Наташа, – у нас потеряно ощущение безопасности. И не украинская армия тому виной.
– Что до украинской армии, – горестно вздыхает Юрий, – увы, зачастую в нее набирают такой же сброд. А уж об уровне боевой подготовки и говорить нечего.
– Но главная претензия к ней все-таки не в этом, – подает голос Игорь. – Главная причина разочарования – почему они дали сепаратистам уйти из Славянска? Почему предоставили им коридор, почему не уничтожили?
– Не понимаю, – говорит Лера, – идет агрессия неприкрытая. Утром у нас под окнами я своими глазами видела колонну танков с российскими флагами…
– Да мы тоже видели! – подтверждают Игорь с Наташей.
– И я видел, – кивает Юрий.
– А что делает наша армия? – продолжает Лера. – Топчется на месте! Одно название – АТО!
– Там идет предательство на уровне генералитета, – говорит Юрий. – Боевики сами проговариваются, что у них есть источники на уровне генералитета. Как и в милиции. Знаете, кто передал бунтовщикам оружие? Генерал Гуславский, начальник МВД в Луганской области, известная сволочь. Ему принадлежат незаконные угольные «копанки» на полях бывшей шахты «Алмазная», там добыча составляет больше 40 тонн угля в сутки.
– Ну, к оружию, которое передал им Гуславский, – добавляет Игорь, – плюс к нему еще и из Крыма стрелковое оружие и танки…
– А новейшее оружие из России.
– «Град» – включается Юрий. – Станицу Луганскую – это районный центр – боевики «Градом» обстреливали, а жителям задурили голову, дескать, это с самолета бомбили.
– Да, – говорит Игорь. – Телевидение потом сообщило об авиаобстреле.
– Но я же общался с людьми, – возмущается Юрий, – самолет там действительно летал, но никто не видел, чтобы из него стреляли.
– Да и в самом Луганске, – добавляет Игорь, – Из «Градов» поливали. А потом по телевизору показывали и говорили, что это украинцы бомбят.
– Я так скажу, – от волнения Юрий даже вскакивает с места. – Эта вшивая Европа задолбала нас своим миром. «Мир! Мир!» Бандитов надо добивать! Это же наемники! Русские наемники! Я сам видел!
– А чеченцы? – спрашиваю я.
– Чеченцы, – объясняет Игорь, – были, в основном, в области. Я видел как приезжали кавказцы. Большая часть их перебралась к Славянску, а оставшиеся погибли на «Металлисте».
– Юра, – спрашиваю я. – Вот вы говорите: «русские наемники». А как вы их определяете?
– А вот так! – говорит. – Идет через город колонна – три «Камаза», четыре «Урала». У украинской армии такой техники нет. Битком набиты вояками. Всего человек двести. В двух машинах – кавказцы. Весело так улыбаются. Тент снят, пулеметы расчехлены. Кавказцы палят в воздух.
– Потом мы видели, – говорит Игорь, – как они возвращались. Трупы складировали фурами…
– Точно, – подтверждает Юрий. – Вернулись один пустой «Урал» и один разодранный «УАЗик».
– А еще я видела, – говорит Наташа, – два танка – сначала стреляют по городу, потом по «Правому сектору». Потом они уезжают, а «Правый сектор» стреляет в ответ, и попадает в мирных жителей.
Хотя сценарий более чем знакомый по нашим палестинам, я начинаю путаться – какой «Правый сектор»? У них что – свои вооруженные формирования? Или она имеет в виду «нацгвардию», куда сразу, как ее начали формировать, «Правый сектор», говорят, ломанулся? Я собираюсь об этом спросить, но ребят, что называется, прорвало. Так, видно, наболело, так необходимо выговориться. И – наперебой:
– Тех, кто против властей, они – в подвалы!
– Они даже официально назвали свои органы охранки – СМЕРШ и КГБ!
– Я в больнице работаю – так они с крыши нашего перетонитного отделения стреляли – как хамасовцы!
– А внутри Луганска все время перестрелки, у этих банд постоянно разборки между собой. Две самых больших – банда Мозгового и банда Болотова…
… Лидер ополченцев, «народный губернатор» – вожак банды? Неплохо.
Фото Ирины Козыревой 0642 ua
– В два часа ночи, в разгар коммендантского часа, в центре города раздается пальба. Потом голос: «Ты чего? На хрена ж на поражение?» Видим – ополченцы утаскивают в кусты два трупа. А утром сообщают об убийстве, совершенном «Правым сектором».
– И этому нет конца!
Публика понемногу успокаивается. Инициативу вновь берет в свои руки Юрий:
– Украинцы освободили от боевиков поселок Счастье. Русское телевидение тотчас же стало сообщать о зверствах…
– … Точно! Я помню эту передачу! «В поселке Счастье проходит массовая чистка. Уничтожают мирное население, вырезают женщин и детей, всех подростков от 16 до 50 лет…
– На самом деле, – продолжает Юрий, – никого не вырезали, не расстреливали, а арестовали несколько пророссийских активистов.
– Да, – не выдерживаю я. – Я знаю, что врут, но чтобы так врать!
– Кто смотрит российское телевидение, – говорит Игорь, протирая очки. – становится абсолютно неадекватен. Они постоянно держат людей в напряжении – то в центре города откроют стрельбу, то в детском парке имени Щорса. А потом телевидение сообщает, что это «правосеки». И люди верят – ведь телевидение-то у нас только российское! Все другие каналы отключены!
– Еду в маршрутке, – говорит Лера. – Сзади беседуют два боевика. Один хвастается, что сегодня в танке сидел, двести гривен заработал, для смеха «стрелял по бабушкам», те разбежались. Второй вдруг начинает звонить домой: «Передай куму – скоро долг отдам!»
– Соседка у нас крутая, – говорит Наташа. – Как эти придурки появляются, так – руки в боки и – «Мальчик! Брось автомат и иди домой!» «Донские казаки! Не надо меня защищать! Идите к своим женам!»
– Но это ей повезло, на добрых нарывалась, – оборачивается к Наташе ее муж. – У нас можно пострадать и за куда меньшие провинности. Одной девушке руки отбили за то, что несла торт, испеченный на порошенковской фабрике.
– И самое главное, – вдруг говорит Юрий, – если будете писать об этом, не забудьте: украинская армия старается быть очень аккуратной и не задевать мирное население. Не всегда получается – не хватает профессионализма, но никаких ковровых обстрелов нет и в помине. Есть – провокации сепаратистов.
– И какие, – вздыхает Лера. – Ставят «Град» между поликлиникой и роддомом. Залп в сторону аэропорта. Затем – залп в сторону поселка «Металлист». А телевизионщики уже наготове. Как из «Града» стреляют – не снимают. Ждут ответного огня. Я видела.
– Так кто же идет в боевики? – спрашиваю Юру.
– Вначале, говорит он, – шли бывшие военные, «афганцы», люди с подорванной психикой.
– Те, кто в жизни не достигли ничего, – добавляет Игорь, – и обвиняют всех вокруг. Я знаю одного – занимался бизнесом. В 2008 прогорел. Виновата Украина. При Путине было бы хорошо.
– Или идут фанаты, – рассказывает Юрий. – Те, что верят в ЛНР или в «Русский мир».
– А многие верят?
– Да нет! – морщится Юрий, а остальные усмехаются. – Ефремова ненавидят 90%. Мнение 90% луганчан – почему Ефремов не сидит? Прозрение идет полным ходом.
– Ну, а какие перспективы? – спрашиваю.
– Все это сильно напоминает Первую чеченскую войну, – отвечает Юрий. – Вначале непрофессиональная армия столкнулась с квалифицированными боевиками. Прошло 3-4 года и она же произвела уже вполне профессиональную зачистку. То, что армия научится воевать – это сто процентов…
– Хорошо бы только поскорее и не так кроваво, – вздыхает его жена.
– Лишь бы только Европа не вмешалась, – добавляет Наташа. – Тамошние политики настолько боятся Путина, что могут дать по рукам Украине. А ведь сейчас главное – не останавливаться.
– Главный вопрос – что будет потом. Беда в том, что в Луганске за 23 года так и не появилась проукраинская политическая элита, – сокрушается Юрий. Все чиновничество взращено Ефремовым. Когда придет наша армия, вылезут или перекрасившиеся птенцы его гнезда или дилетанты, рвущиеся к власти.
– А народ? – спрашиваю.
– А народ? Народ в Донбассе тоскует по Совку. Все пропитаны коммунистическим духом. Ведь откуда он взялся, этот народ? Сюда съезжался все тот же люмпен и полу-уголовные элементы. Плюс отставные военные. Я хочу и не хочу возвращаться в Луганск. Понимаю, что, даже если сменят верхушку, чиновничество останется, а значит, ничего не изменится.
У Игоря звонит мобильный телефон.
– Алло! Нет, к сожалению, сегодня не могу принять вас, – говорит он. – Я сейчас не в Луганске. Постараюсь в ближайшее время вернуться. Позвоните дня через два!
– Вернуться! – мрачно произносит он, отсоединившись от пациента. – Попробуй вернись, когда жэдэвокзал обстреливают, а в районе аэропорта идут бои…
– «А в районе аэропорта идут бои…» – повторяю я, выходя на проспект Григоренко. – Ну и что вы по этому поводу думаете, Петр Григорьевич и Валерия Ильинична? Бои идут и война идет. Мы-то думали, что она закончилась 21 августа 1991 года, когда танки остановились на подступах к Белому дому. А они вовсе не остановились – просто на двадцать три года шаг замедлили.