Неудачники, лузеры, лохи,
Чья судьба черной лентой легла,
Кто сказал, что дела ваши плохи?
Восхитительны ваши дела!
Эвересты, не взятые вами,
Манят, встав неприступной стеной,
А планеты , что вы обживали,
Вновь ведут нас стезей неземной.
Пусть былое незримо и немо,
Но, пока еще мир не зачах,
Мы по-прежнему тянемся в небо,
Примостившись у вас на плечах.
И поднялись, как вечные стражи,
Путеводный даруя нам свет,
Пораженья блестящие ваши
Над убогостью наших побед!
Вагона последнего тамбур последний,
Кустов ошалелая конница
Уносится прочь, в тишину преисподней,
Лишь рельсы за поездом гонятся.
За каждую шпалу, что тонет во мраке?
Заплатишь безмерную пошлину.
Напрасно ты ищешь грядущего знаки -
Лишь прошлое, прошлое, прошлое...
Ты мчишься вперёд, но на каждой развилке
Грустишь обо всем, что оставлено.
Поскольку - увы - нету глаз на затылке,
А ты у последнего тамбура.
И с мясом - от сердца,
И падают в темень
Привычные милые станции,
Потери, потери, потери, потери..
Лишь рельсы с тобою останутся.
ДРУГУ ПО БОЛЬНИЧНОЙ ПАЛАТЕ
(уроженцу Азербайджана)
Муса, ты будешь в Царстве Божьем,
Вот мы попасть туда не сможем,
А ты, голубчик, только так!
Я мать бы помянул, но дудки!
У нас за матерные шутки –
Клади на тумбочку пятак!
Итак, ты в Царстве Божьем будешь
За то, что рыком всех наш будишь,
За то, что с сотней женщин спал,
За то, что был душой больницы,
За то, что ни одной страницы
За тридцать лет не прочитал.
А я – унылая картина –
Не лягу без валокордина,
Не поднимусь без кофею.
И сквозь дремоту слышу смутно,
Как мягко ты идешь под утро
Из койки медсестры в свою.
Но кайф хмельной и кайф любовный
Ты к нам несешь, в подарок словно,
И с каждым делишь пополам.
Не веришь в Бога? Ну так что же?
Войдешь ты все же в Царство Божье
И скажешь Богу "Ас-салам!"
1985
Плывет скандинавской шарманки мотив,
И дочка, поглядывая с опаской,
Задумчиво слушает старую сказку,
Лупетки и ротик настежь раскрыв.
Живые картины встают перед нею;
Ах, знать бы что дальше, да страшно - а вдруг
Дюймовочку все же погубят злодеи -
Поганая жаба и жирный жук.
Но вот, наконец, наступает затишье -
Счастливая встреча с доброю мышью,
И дочка - откуда берется прыть?
Торопится книжку скорее закрыть.
И, жадно поверив в добра торжество,
Бормочет она: "Вот теперь все в порядке!
А если придет кто-то злой или гадкий,
То добрая МЫША прогонит его!"
Что? Снова тревоги? Нет, это уж слишком!
Покуда опять ничего не стряслось,
"Ну папочка, папа, закрой эту книжку,
Закрой поскорей и подальше забрось!"
Ребенок - он молится каждому мигу,
Но мне-то, большому, мне-то как быть?
Я тоже хотел бы закрыть эту книгу,
И двери, и окна, и память закрыть.
Закрыть, заслониться от ночи патлатой,
И втайне поверить, что где-то вдали
Ученый с отважной Аннунциатой
Всесильную Тень победить смогли.
Поверить, что там, за бумажной стеной
И мир испарился и кончилось время,
Что это не цокот копыт в Вифлееме,
А дождика стук по трубе жестяной....
Не бойся, все тихо! Садись на колени
Ко мне, и не будем грустить ни о ком!
Мы будем играть в медвежат и оленей,
И солнышко включим под потолком.
И время исчезнет, растает украдкой,
И мир станет сказкою сна твоего,
А если придет кто-то злой или гадкий,
То добрая мыша прогонит его!
ВОСПОМИНАНИЕ
Зима наполнилась туманом,
Какой-то странной теплотой,
Летящий с неба снег густой
Казался мне библейским МАНом.
Еще не рассвело, и грусть,
Синея, растеклась по снегу,
И плыл по вымерзшему небу
Двугорбый облачный Эльбрус.
Мы с дочкой вышли до зари.
Дома тонули в белой пене.
Мы с дочкой шли и тихо пели,
И к нам тянулись фонари.
Да будет дождь! Да будет снег!
Да будет вечным это чудо,
Когда в окно невесть откуда,
Как мяч, влетает детский смех!
Не черный ворон - воронка черная
Заглатывает за страной страну.
Не травы сорные - грязь подзаборная
Лечебную душат-глушат траву.
Не колосом-рожью, а голосом-ложью
Наполнены выжженные поля.
Не конское ржание в них - кости заржавленные,
А на лепестках - не бабочки - тля.
Засохнут сосны. Спросонья солнце
На мир не свет изливает - тьму!
Но Свет иной нас еще коснется,
И верю я одному Ему!
Чащобу мира ждет очищенье,
Уже первый луч пролагает путь
Сквозь ночь, сквозь черных теней скрещенье,
Дожить бы только бы! Дотянуть!
ЖИЗНЬ
Болезнь, волной нахлынув черной,
Всю память в щепки разнесла.
Очнулась в женщине девчонка
Из довоенного села.
Она на идиш, всем на диво,
Лопочет так, как будто нет
И не бывало перерыва
В те долгих восемьдесят лет,
Как будто не было и нету
Тех дней, тяжелых и смурных,
Где голод, где побег из гетто,
И смерть родных - смерть всех родных,
Как будто не пришло под старость
Свиданье с той чудной страной,
Что стала мне такой родной,
Что для нее чужой осталась.
…Ей помогают одеваться,
Сажают около стола,
И та девчонка из села
Бормочет тихо: "Гиб мир вассер…"
Под лампою дневного света
Она сидит. Щемит в груди.
А смерть родных, побег из гетто
И жизнь… и жизнь... Все впереди!
Ах, как же я люблю свою Вселенную!
Ах, как меня чарует горний свет!
Ах, как я околдован звездной пеною
И свистом пролетающих планет!
Еще люблю свое тысячелетие.
Уйдут в небытие и кровь и страх,
А клад чудесный - праотцев наследие -
Заблещет радостно у нас в руках.
И вообще, я без ума от вечности.
Какое счастье, что Вс-вышний есть!
Ведь в вещный мир Его прямую речь нести,
О, мой народ, какая это честь!
Я восхищен созвездий мириадами,
Эпох сияньем, вечности огнем,
И, как венец всего, мне сердце радует
Былинка по моим окном.
ПАНЕРЯЙ
(место в Литве, где нацистами уничтожено 100000 человек)
Панеряй сегодня кладбища тише.
Дверь музейная гвоздем заколочена.
Б-же, сколько тут лежит ребятишек.
И у каждого - лицо моей дочери.
В Панеряе нет ни неба, ни солнца.
В Панеряе ни хлопот, ни покоя.
Только слезы тишины, только сосны
Плачут вязкою осеннею хвоей.
Только искорки росы, словно блестки,
Кап да кап - и на листве остывают,
Когда мимо пробегают подростки
И с ветвей их ненароком сбивают.
Но летят, летят по кругу упрямо
Пять нолей вокруг меня вереницей.
Пять нолей. И каждый ноль - это яма!
Это выжженная Б-жья глазница!
Да кому они нужны, цифры эти?
Так... зайдут порой со смены рабочие.
Пьют у ям. А в ямах - мертвые дети.
И у каждого - лицо моей дочери.
1978
ПИЦУНДА
Когда-нибудь, в другой Вселенной память
Залетная расскажет мне тайком
О тех краях, где море закипает
И землю заливает молоком
И вспомню я, как видеть торопился.
И слышать. И не знал, куда приду.
И вспомню, как, стуча в ворота пирса,
Волна предсказывала мне беду.
Как я стоял пред запертою дверью –
Стеклянной, но с решеткой на стекле
И как ушел. Я вспомню и поверю,
Что правда жил когда-то на земле.
