Содержание разделa
После двадцати лет бесплодного брака у Ицхака и Ривки рождаются близнецы Эсав и Яаков. Б-г сообщает Ривке, что ее трудная беременность – это прелюдия к грядущему конфликту между потомками близнецов – Римом и Израилем. Эсав вышел первым из утробы матери; вслед за ним, держась за пятку брата, – Яаков. С возрастом разница между братьями становится все заметнее. Эсав – охотник, отличается необузданным нравом, а Яаков – «человек кроткий, сидящий в шатрах» Торы. В день похорон их деда Авраама Эсав бездумно продает свое первородство Яакову за приготовленное им траурное блюдо – чечевичную похлебку.
Ицхак хочет отправиться в Египет, чтобы переждать там голод, охвативший Ханаан, но Б-г напоминает ему, что после жертвоприношения на горе Мориа он наделен особой святостью, и ему нельзя покидать Святую землю. Ицхак поселяется с Ривкой в Граре, стране филистимлян, и выдает свою жену за сестру, чтобы защитить ее от посягательств местных язычников. Разбогатев на чужбине, Ицхак вызывает зависть филистимлян, и местный царь Авимелех изгоняет его. Покинув Грар, Ицхак восстанавливает три колодца, выкопанных его отцом. Эти колодцы символизируют три будущих иерусалимских Храма: два из них, как и колодцы, будут разрушены, а третий сохранится навечно. Авимелех понимает, что Ицхаку покровительствует Б-г, и предлагает ему заключить союз.
Прошли годы. Чувствуя приближение смерти, Ицхак призывает к себе Эсава, чтобы благословить его. Однако Ривка убеждает Яакова прийти к слепому отцу и, выдав себя за брата, получить это важное благословение. Разгневанный Эсав жалуется отцу на обман, вспоминая заодно и о проданном первородстве, но Ицхак понимает теперь, что Яаков больше ценит духовную миссию семьи, и подтверждает необратимость своих слов. Эсав грозит убить Яакова, и Ривка отправляет младшего сына к своему брату Лавану в Падан-Арам, чтобы он переждал там гнев Эсава и заодно подыскал себе жену.
И дым язычества нам сладок и приятен…
“И взял он (Эсав) в жены Иегудит, дочь Беэри-хетта, и Босмат, дочь Эйлона-хетта, и стали они причиной огорчений для Ицхака и для Ривки. И было: когда Ицхак состарился, ослабло зрение его…” (26:34-35; 27:1).
Вы берете пакет молока и озабоченно смотрите на тисненую дату. Так и есть: срок употребления истек. Но отступать некуда – кукурузные хлопья уже насыпаны в чашку, а времени готовить другой завтрак у вас нет. Вы надрываете пакет, и тут же морщитесь от резкого запаха протухшего молока. “Фу, гадость! На-ка, понюхай”.
Почему люди так любят делиться с другими неприятными запахами? Чтобы не страдать в одиночку? Или потому, что не доверяют своему нюху?
Да, наше обоняние имеет способность быстро терять остроту. Например, в переполненном автобусе жарким летним днем. Через 10-15 минут такого пути запах пота и пивного перегара перестает щекотать наши ноздри.
То же самое можно сказать, к сожалению, и о нашем духовном обонянии. Мы легко привыкаем к неприятным запахам наших собственных дурных поступков, хотя ничто не пахнет так гадко, как ложь и хамство. Если мы не замечаем этой вони, то лишь потому, что давно принюхались к ней, и она нас перестала беспокоить.
И все же есть на свете люди, обладающие особо развитым и неослабным чутьем к человеческим порокам и окружающей их духовной среде. “И было: когда Ицхак состарился, ослабло зрение его…”.
РАШИ пишет, что Ицхак начал слепнуть из-за того, что ханаанейские жены Эсава жгли воскурения идолам в его доме. Но почему дым языческих воскурений выедал глаза одному Ицхаку? Почему сам Эсав, его жены и слуги не жаловались на зрение?
Чем выше человек в духовном плане, тем чувствительнее он ко всякому злу. Ицхак, которого с детства окружала атмосфера святости в доме его отца Авраама, не мог вынести грубых ритуалов идолопоклонников. Он страдал душой и телом от духовной отравы, заполнявшей его дом.
Я так устал
“И сварил Яаков похлебку, а Эсав пришел с поля усталый. И сказал Эсав Яакову: “Дай мне, пожалуйста, хлебнуть этого красного, красного: устал я!” (25:29-30).
Чаще всего мы теряем душевное равновесие, становимся раздражительными и вздорными из-за простой усталости. Каждый может быть милым и спокойным после крепкого и долгого сна. А если вас пять раз за ночь будил ребенок, и вы идете на работу с чугунной головой и темными кругами под глазами…
У евреев тяжелая судьба. Им часто было не до сна. Но даже когда у них не оставалось сил, они не сдавались и продолжали служить своему Б-гу верой и правдой. Ни разу за все эти годы потомки Яакова не сказали Ему: “Хватит! Мы устали! Сколько можно страдать? Нет у нас больше ни сил, ни терпения ждать Машиаха”.
Другое дело Эсав. Вернувшись с поля “усталый”, он тут же, не раздумывая ни минуты, продал свое первородство, облегченно сбросил с плеч мантию своей духовной миссии. “На что мне первородство? – сказал он Яакову. – Устал я”.
В отличие от Эсава (и его потомков) еврейский народ обладает сильно развитым чувством исторической ответственности, и благодаря этому он не раз выдерживал экзамен на стойкость. Еще в пустыне при Исходе из Египта, когда недавних еврейских рабов атаковал Амалек, они решительно вступили с ним в бой, хотя были “усталыми и изможденными” после долгого пути. Может, в этом скрыта причина нашего уникального выживания. Никогда и ни за что мы не уступим свое первородство.
Битте-дритте
В том же эпизоде обращает на себя странная форма обращения Эсава к Яакову. Он говорит: “Алитени-на мин а-адом, адом а-зе” – “Дай мне, пожалуйста, хлебнуть (дословно: влей в меня, пожалуйста) этого красного, красного”. Частица “на“, пожалуйста, кажется совершенно неуместной. Почему Эсав так вежлив? Ведь он только что вернулся с полей, голодный, злой и усталый. У него даже не хватило сил назвать по имени сваренную Яаковом чечевичную похлебку – обошелся одним прилагательным: “этого красного, красного…”. Так дети просят дать им понравившееся лакомство…
Со времени Катастрофы европейского еврейства прошло уже более семидесяти семи лет, а люди продолжают недоуменно спрашивать: как мог один из самых культурных народов вести себя столь жестоко и варварски? Как могла великая европейская нация, подарившая миру Гете и Бетховена, превратиться в дикого зверя?
Фирменным знаком немцев издавна считается вежливость, на иврите дерех-эрец. Одна пожилая еврейка, пережившая Освенцим, вспоминала:
По прибытии в лагерь смерти она чудом избежала газовой камеры. Ее поставили в другую очередь – там, где людям, отобранным для каторжного труда, ставили на предплечье татуированный номер. Еще немного, и она сменит свое имя на простой номер, сама превратится в номер.
И вот она замерла перед эсэсовским офицером. Даже не взглянув на нее, он механически отчеканил: “Битте шен, майне даме“. Пожалуйста, протяните руку! Пожалуйста, станьте номером! Пожалуйста, исчезните с земли! Битте шен.
Как вежливо говорил с ней немецкий офицер в том кромешном аду! Битте шен – пожалуйста! “Влей в меня, пожалуйста, этого красного, красного…”. Эсав мог бы гордиться своим дальним потомком.
Эсав был образцово вежливым человеком. Он и о родителях трогательно заботился, когда Яаков спасался на чужбине от его кровавой мести. Но за этой цивилизованной маской скрывалось дикое, животное нутро.
Еврейские мудрецы учат в трактате “Пиркей авот“, что “вежливость (дерех-эрец) опережает Тору”. Но без Торы вежливость становится лицемерной ловушкой.
5783 (2022 г.)