Книга «Дварим» – последняя в Пятикнижии. У нее есть и другое название – «Мишне Тора», буквально – «повторение Торы» (отсюда русское название «Второзаконие»).
Эта книга статична. В ней почти нет событий. Обращаясь с прощальным словом к евреям, готовящимся вступить в Эрец-Исраэль, Моше-рабейну повторяет, объясняет многие из ранее изложенных заповедей, напоминает о главных событиях Исхода и сорокалетних странствий, пытается заглянуть в будущее, предостерегает и дает напутствие.
Моше начал говорить с евреями «обо всем, что повелел ему Б-г о них…, в сороковом году, в одиннадцатом месяце, в первый день месяца» (1:3), т.е. первого числа месяца шват, и завершил свою речь седьмого адара, в день своей смерти. Получается, что весь текст книги «Дварим» был произнесен пророком за 36 дней. Видимо, неслучайно у самого первого слова этой книги – «эле» (вот, эти) гематрия, то есть числовая сумма букв слова, составляет также 36: алеф – 1, ламед – 30, хей – 5.
Содержание раздела
В начале раздела «Дварим» Моше говорит намеками о грехах предыдущего поколения, умершего в пустыне. Он вспоминает трагическую историю с разведчиками. Если бы евреи не поверили их паническому отчету, а сразу вошли в Страну Израиля, Б-г дал бы им всю обещанную землю. Но евреям не хватило веры, и в результате все поколение было приговорено к постепенному вымиранию. Моше с горечью говорит, что он тоже лишился права вступить в Эрец-Исраэль. Опомнившись, евреи решили исправить положение: они бросились в атаку на превосходящие силы эмореев, не слушая предостережений Моше, что Б-г не поддержит их – и потерпели разгром. Отныне им запрещено сражаться против царств Эсава, Моава и Амона, земли которых не войдут пока в состав Страны Израиля. Ее завоевание начнется с царств Сихона и Ога и будет проходить естественным путем, без видимой Б-жественной поддержки.
«Будут внуки потом…»
«Вот слова…» (1:1).
Смеркается. Еще немного, и Царица-суббота уступит место серым будням. «Г-сподь – мой пастырь… На роскошных лугах даст Он мне отдохнуть, приведет меня к спокойным водам, душу мою успокоит…». Перед третьей субботней трапезой по традиции поют 23-й псалом. Написанный царем Давидом около трех тысяч лет назад, он хорошо известен на Западе. Среднестатистический американец знает его наизусть, разумеется, в английском переводе. Пассажиры одного из самолетов, захваченного террористами 11 сентября 2001 года, читали его вслух, подбадривая себя, прежде чем вступить в безнадежную схватку с вооруженными ножами угонщиками, которые успели зарезать летчиков и теперь вели машину на таран то ли к Пентагону, то ли к Конгрессу. «Даже если я буду проходить ущельем в могильной тьме, – не устрашусь зла, ибо Ты со мною…». Самолет не долетел до цели; он упал в безлюдном месте штата Пенсильвания…
С другого края стола на меня неотрывно смотрят глаза моего внука, пытливые и печальные: «Пусть лишь добро и любовь сопутствуют мне все дни жизни моей, и буду я находиться в Доме Б-га долгие годы».
Его губы шевелятся. Ему всего три года, и петь он еще не умеет. Но древние слова и красивая, щемящая мелодия уже отпечатываются в его подсознании.
Именно в такие минуты начинаешь чувствовать себя звеном в тысячелетней цепочке поколений и понимать, что такое традиция.
Нет, традиция – это не куриный бульон с кнейдлах и не анекдоты про «Рабиновича и Хаймовича». Традиция – это когда ты передаешь детям и внукам то, что получил от своих отцов и дедов. Традиция означает: «Мой отец рассказал мне то, что ему рассказал его отец, которому рассказал его отец…, что Б-г дал нам Тору у горы Синай».
Мой отец ничего мне такого не рассказывал. А с дедами мне вообще не повезло. Я их никогда не видел, и даже ни одной фотографии не сохранилось. Одного убили немцы в сорок первом году. Другой умер еще до войны, сравнительно молодым, говорят, от тяжелой болезни. А я думаю – от горя, когда его дети один за другим уходили из местечка «в люди», с облегчением сбрасывая с себя бремя своего еврейства. Одно звено выпало из цепочки.… И вот теперь эти глаза моего внука.
Евреи верят в Б-га не потому, что гипотеза о «случайном» образовании вселенной из первичного космического «супа» трудна для усвоения. И не потому, что некий экзальтированный миссионер обольстил нас красивой сказкой о непорочном зачатии; и тем более не потому, что фанатичный дервиш угрожающе размахивал перед нами мечом: «Поверь или умри!» (Кстати, последний «теологический» аргумент действует весьма убедительно).
Мы верим в Б-га потому, что мы – пра-пра-пра…правнуки тех евреев, которые стояли у горы Синай, и Б-г лично, из уст в уста, передавал им Тору, всем вместе и каждому в отдельности.
Мы верим в Б-га, потому что знаем: родители никогда не лгут детям, когда речь идет о важных вещах, например, о том, что Б-г говорил с целым народом и возложил на него глобальную сверхзадачу – нести человечеству Высшую Правду. В самом деле, почему вполне светский, здравомыслящий отец развивает вдруг бурную деятельность перед бар-мицвой сына: поднимает на ноги своих религиозных родственников и знакомых, ищет раввина-репетитора, договаривается с габаем в синагоге?
На этой неделе мы начинаем читать заключительную, пятую книгу Торы – «Дварим», по-русски «Второзаконие», по-гречески “Deuteronomy”, что значит «повторение». В последние пять недель своей жизни Моше повторил евреям всю Тору – и всю историю еврейского народа, прошлую и будущую.
В Торе нет ничего лишнего, случайного. Возможно, Моше хотел напомнить евреям перед смертью, что иудаизм жив связью поколений, когда родители повторяют детям то, чему сами научились у своих родителей. Это повторение пронесло нашу веру через толщу веков, к мальчику, беззвучно повторяющему за дедом слова, которым больше трех тысяч лет.
Сражение за веру
«И в этом деле вы не верите Б-гу…» (1:32).
Быть атеистом гораздо труднее, чем религиозным. Ведь атеист работает «на полную ставку», без выходных и праздников. Он всегда занят, не может ни дня передохнуть, выйти из непрекращающихся тараканьих бегов, которые составляют суть его жизни. Да и вера у него должна быть крепче, чем у религиозных людей.
И все-таки, атеизм уже больше ста лет был и до сих пор остается самым распространенным мировоззрением. Почему?
В Вавилонском Талмуде (трактат «Макот») сказано, что евреи получили у горы Синай 613 заповедей. В то время – тридцать три века назад – они достигли высочайшего уровня духовности. И с тех пор этот уровень лишь неуклонно снижается.
Видя, что еврейский народ не справляется с возложенной на него задачей, царь Давид, правивший через 400 лет после Исхода из Египта, решил упростить ее и свел 613 заповедей к одиннадцати более общим указаниям, точнее, обязательным добродетелям, которые должны войти в плоть и кровь каждого еврея: ходить путями Б-га; поступать справедливо; говорить правду в своем сердце; не злословить; не причинять зла ближнему; быть смиренным в глазах своих; почитать тех, кто трепещет перед Б-гом; взять на себя обязательство сдерживать свои негативные побуждения и выполнять это обязательство; не брать проценты с займов и не брать взяток.
Со временем духовность евреев еще больше ослабла. Поэтому пророк Миха внес новые упрощения: вместо 11 принципов царя Давида он сформулировал лишь три: справедливо судить людей, совершать добрые дела и выполнять заповеди искренне, без показного рвения.
Прошли годы, и пророк Иермияу, разочарованный дальнейшим падением духовности своего народа, призвал его сосредоточиться только на двух концепциях – справедливости и благотворительности.
И, наконец, пророк Хавакук поставил перед своим поколением лишь одну цель: сохранить веру: «Праведник верой своей жить будет» (2:4).
Но что такое вера? Каждый может сказать: «Я искренне верую, а значит, могу прокатиться на море в шаббат, съесть некошерную отбивную или одолжить приятелю деньги под хороший процент. Главное, хранить веру в сердце».
Опасное заблуждение. Приведенный талмудический отрывок вовсе не дает лицензии на упрощение Торы и забвение ее законов. Мудрецы лишь предлагают тонущему еврею свисающую над водой ветку, ухватившись за которую, он сможет взобраться на вершину дерева.
Царь Давид, пророки Миха, Иермияу и Хавакук стремились не к упрощению иудаизма. Они хотели лишь сохранить связь евреев с Отцом Небесным, призывая их сосредоточиться на тех заповедях, которые были ключевыми именно в те эпохи. Они подавали им спасительную ветку от вечного древа Торы.
В прежние эпохи атаки на иудаизм велись в русле насильственных крещений, крестовых походов, инквизиции и погромов. Никто из наших мучителей не ставил под сомнение существование Б-га и не пытался отлучить нас от Него.
Наше время – это время атеизма, отрицания Б-га. Война за наше выживание переместилась в сферу эмуны – веры. Мы сражаемся за свою веру.
В конце книги «Дварим», в разделе «Ваелех» Б-г предупреждают непокорных евреев: «А Я совершенно сокрою лик Мой…» (31:18). В святом языке экспрессивность достигается часто за счет удвоения глагольной формы: «Ве-анохи хастер астир панай».
Такая лексическая структура дает нам представление о двух уровнях «сокрытия». На первом уровне человек знает, что есть некая субстанция, которая реально существует, но скрыта от него. На втором уровне он даже не подозревает о ее существовании и поэтому не пытается ее отыскать. Это и есть высшая форма сокрытия, когда от нас скрыто само знание об отсутствии чего-то исключительно важного, необходимого, без чего мы не можем жить и быть единым народом. Б-г предупредил нас в Торе, что по мере приближения конца истории, перед приходом Машиаха Он совершенно сокроет Свое лицо. В мире воцарятся произвол и хаос. И тогда нам будет протянута лишь одна спасительная ветка: «Праведник верой своей жить будет».
Именно к нашему поколению обращался пророк Авакук более двух тысяч лет назад. Мы не только не знаем Б-га, но даже и не догадываемся, что Он сам от нас скрывается. Вся надежда лишь на то, что мы, в конце концов, увидим протянутую нам ветвь под названием «вера» и крепко ухватимся за нее.
Иерусалим и в радости, и в горе…
В разгар брачной церемонии, стоя под свадебным балдахином, еврейский жених разбивает стакан. Тем самым он исполняет клятву царя Давида, произнесенную в одном из псалмов: «Если забуду тебя, Иерусалим, пусть забудет меня моя правая рука! Пусть прилипнет к гортани мой язык, если не буду помнить о тебе, если не вознесу Иерусалим на вершину моей радости».
Этот шаббат, предшествующий посту Девятого ава, называется «Шаббат-хазон» – по первым словам отрывка из грозного пророчества Йешаяу («Видение Йешаяу, сына Амоца, которое видел он об Иудее и Иерусалиме…»). В эти дни мы вспоминаем о разрушении Храма и нашем долгом изгнании, о двухтысячелетней разлуке с Эрец-Исраэль.
Разбивая стакан на свадьбе и оставляя некрашеной часть стены во время домашнего ремонта, мы демонстрируем тем самым неполноту нашей радости, ее ущербность. Пока Храм не восстановлен, у нас не может быть настоящей радости. Даже если еврей думает, что он осуществил все свои желания, добился всего, о чем мечтал, ему не хватает самого важного условия для полного жизненного успеха: ведь мы до сих пор не чувствуем себя хозяевами в Эрец-Исраэль, хотя живем здесь, и наш великолепный Храм все еще лежит в руинах.